Все, в Городе окончательно и бесповоротно началась Зима. На улице метет. Колючий, царапающий снег жестко целует и без того обветренные Осенью губы. Этот снег останется надолго. И, несмотря на то, что он – далеко не тот первый, ласковый, пушистый, настроение великолепное, чувствую себя такой же чистой, хрупкой и счастливой, опьяненной азартом первого настоящего зимнего дня. Черт, да я свой первый дневник завела в 11 лет исключительно потому, что не смогла пройти мимо совершенно потрясающего факта – была весна, и реку выплескивал из берегов ледоход, нас водили всем классом на это посмотреть. И я, единственная идиотка, смотрела не на реку, а на такое синее небо, что хотелось сдохнуть, только бы не видеть эту безнадежность. Терпеть не могу весну. От самоубийства спасали только грязно-серые, будто прошлогодние, совершенно осенние облака. С весной меня всегда примиряло только одно – я каждый год отмечала в дневнике дату, когда тополя плевались в прохожих липкой чешуей из-под новых листьев. Есть в этом что-то змеиное.
А один год был особенно паршивым, я поступила в универ и уехала в Город. И этот гадский конгломерат железобетона и асфальта украл у меня Осень. Я ее, заблудившуюся в этих узких душных улочках, отравленном химией воздухе и жалких вечно жолтых (именно так – по-Блоковски) деревцах, просто не заметила. Мы тогда с Городом жутко поскандалили. Обломало, естественно, меня, кто бы сомневался. Зато это научило меня быть тоньше, чувствовать острее… стоит ли жалеть.
Как я в 11 лет поняла то, что меня пугает в этой жуткой, как тактовик, череде сезонов?! Не знаю, но не боятся я так и не научилась за следующие 15 лет… это чередование никто и ничто не отменит, его можно не заметить или болезненно каждый раз отзываться на очередной этап в дневнике, но все будет так, как было 10 или 100 или 1000 лет назад. Впрочем, Цветаева об этом сказала лучше…
Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверзтую вдали!
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли.
Застынет все, что пело и боролось,
Сияло и рвалось.
И зелень глаз моих, и нежный голос,
И золото волос.
И будет жизнь с ее насущным хлебом,
С забывчивостью дня.
И будет все - как будто бы под небом
И не было меня!
Изменчивой, как дети, в каждой мине,
И так недолго злой,
Любившей час, когда дрова в камине
Становятся золой.
Виолончель, и кавалькады в чаще,
И колокол в селе...
- Меня, такой живой и настоящей
На ласковой земле!
К вам всем - что мне, ни в чем не знавшей меры,
Чужие и свои?!-
Я обращаюсь с требованьем веры
И с просьбой о любви.
И день и ночь, и письменно и устно:
За правду да и нет,
За то, что мне так часто - слишком грустно
И только двадцать лет,
За то, что мне прямая неизбежность -
Прощение обид,
За всю мою безудержную нежность
И слишком гордый вид,
За быстроту стремительных событий,
За правду, за игру...
- Послушайте!- Еще меня любите
За то, что я умру.